Я стою на самой верхней полке твоей домашней библиотеки, затерявшись между старых пожелтевших томов энциклопедии Оргельбранда, к которым уже много лет никто не прикасался. Будто у энциклопедии появился еще один том. Простояв таким образом многие годы, никем не замеченная, словно невидимая, я тихо размышляю о своей безрадостной судьбе. Чаще всего задаюсь вопросами: «Зачем ты купил меня, человек? Зачем заплатил за меня триста злотых, зачем нес меня в портфеле через весь город, зачем принес домой? Зачем? Неужели только для того, чтобы перевернуть несколько моих страниц, бегло прочитать несколько стихов, посмотреть на меня с богобоязненным трепетом и набожно поставить на самую верхнюю полку книжного шкафа?»
Я помню, как однажды, когда у тебя были гости, кто-то в дружеской беседе ошибочно процитировал слова Христа. Кто-то другой его поправил, и между ними возник спор о том, чья версия точнее. Один из собеседников предложил обратиться к Священному Писанию. Ты поднял голову и посмотрел в мою сторону. С надеждой я подумала: наконец-то настал мой час! Сейчас ты подойдешь к полке, привстанешь на цыпочки, возьмешь меня за корешок и вытащишь из тесного окружения пожелтевших томов энциклопедии Оргельбранда. Но моя радость была напрасной. Твой взгляд равнодушно скользнул мимо меня, словно я невидима. На несколько мгновений он задержался на нижних полках, а затем устало остановился на лицах твоих гостей.— Не знаю, где она... Не помню, куда ее поставил, — ответил ты.
Было время, когда я думала, что ты приобрел меня лишь для того, чтобы в случае необходимости похвастаться: «А у меня есть Библия!» Тогда это, пусть отчасти, объяснило бы, зачем я тебе. Но теперь твой равнодушный ответ разрушил и эту иллюзию.Ты сказал это спокойно, безо всякого беспокойства, которое возникает, когда человек теряет что-то важное. С болью я поняла, что потеряла даже малейший шанс покинуть это изгнание, в которое ты меня заключил. Неужели я никогда не буду лежать на твоем ночном столике, не увижу твоего рабочего стола или кухонного, где ты режешь хлеб?
Так зачем ты купил меня, человек? Зачем заплатил за меня триста злотых, зачем нес через весь город и зачем принес домой? Зачем?
А потом произошло нечто, что пробудило во мне надежду. Твой единственный ребенок тяжело заболел. Ты вызвал врачей, лучших профессоров, но ни лекарства, ни их хлопоты не помогли. Ребенок умер. Погруженный в боль и отчаяние, ты сидел в кресле в своем кабинете, опустив шторы и глядя в темноту.Ты не мог понять смысла смерти своего ребенка и сомневался в смысле собственной жизни. Почему страдает невинный, а грешник безнаказанно живет и процветает? Почему судьба так жестока и несправедлива?
Мое сердце забилось быстрее. Я подумала, что этот момент станет моим освобождением. Ты встанешь, включишь свет и начнешь искать меня, стряхнешь с меня пыль и откроешь, чтобы найти слова утешения. Но этого не произошло. Ты остался сидеть в кресле, погруженный в свое горе, со множеством вопросов, которые так и остались без ответа.
Итак, зачем ты купил меня, человек? Зачем заплатил за меня триста злотых, зачем нес через весь город, зачем принес домой? Зачем?
Позже умерла твоя жена, и ты согнулся под новым ударом. Ты стал немощным стариком, почти не выходил на улицу, а дома прохаживался по опустевшей квартире. Иногда ты замирал у окна, глядя на улицу, на спешащих прохожих. Ты не понимал, зачем они живут, зачем сам еще живешь, и зачем существует мир.
И однажды ты умер.
Наследники быстро появились, чтобы разделить имущество. Они печально кивали над твоими вещами. Кто-то нашел меня среди книг, беспорядочно сваленных на полу. Он поднял меня, смахнул пыль и сказал дрожащим голосом молодому человеку рядом:— Видишь? Твой дядя был набожным человеком. У него была Библия. Бери с него пример.
Роман Брандштеттер (1906-1987)
Из книги «Библейский круг» (Krag biblijny, 1975)
Comments